Джудит О`Брайен - Алая роза Тюдоров
Кит сбросил свою одежду, казалось, одним-единственным движением и теперь стоял перед ней обнаженный, она же любовалась сильным, мускулистым, поджарым телом возлюбленного, поражаясь его совершенству и скрытой мужской грации. В воображении она не раз представляла себе его торс и ноги. В реальности они ничем не уступали тем, придуманным: торс оказался стройным, живот – подтянутым, а ноги – сильными и изящными. И еще она заметила на его гладкой золотистой коже многочисленные шрамы, превратившиеся от времени в бледные полоски или небольшие ямки с гладкими краями. Она воочию увидела, как непросто дались Киту десять последних лет жизни. Особенно резко выделялись на его теле совсем свежие шрамы, полученные в результате стычки с подручными Кромвеля. На секунду Дини стало так жаль грозного герцога Гамильтона, что она не выдержала и всплакнула. Подумать только, ведь она смотрела на него как на несокрушимую скалу, как на каменную стену – и вот теперь только поняла, что даже на камне удары судьбы оставляют щербинки и вмятины.
Очень нежно она коснулась губами шрама на его плече, а потом поцеловала белую отметину на предплечье. Он тихонько застонал и зарылся пальцами в ее густые волосы.
Времени было до обидного мало. Они оба знали, что солнце неумолимо клонится к закату, но не могли превозмочь охватившего их желания. Почти сразу же он проник в нее, и тогда все изменилось – пропала Англия эпохи Тюдоров, интриги и заговоры, и они оказались на другой планете, где никого, кроме них, не было…
Они лежали, сжав друг друга в объятиях.
Дини боялась нарушить молчание, потому что вместе с ним раскололся бы хрустальный колокол, укрывавший и защищавший их от всего мира. Ее головка покоилась на его сильной груди, поднималась и опускалась с каждым его вдохом и выдохом. Ее глаза были закрыты в сладкой, но чуткой дреме.
Он с силой втянул в себя воздух и прижал к себе тело подруги.
– Пора, – произнес Гамильтон и поразился звучанию собственного голоса: он, казалось, доносился из-за тридевяти земель.
Тело Дини напряглось.
– Нет.
Она тем не менее не стала удерживать любимого, когда он приподнялся. Прежде чем передать ей одежду, Кит еще раз посмотрел на нее, нагую. Казалось, он смотрел и не мог насмотреться…
Одевались они в полнейшей тишине. Он помог Дини собрать воедино и соединить шнуровками компоненты ее одеяния.
Зашнуровывая корсаж, он поцеловал ее в надключичную ямку. Она, расправив рубаху Кита у него над головой, помедлила, прежде чем набросить ее на плечи. Ей хотелось – пусть всего несколько секунд – полюбоваться на его красивый торс.
Когда Кит застегивал камзол, она обратила внимание на крохотный лоскуток, который он спрятал на груди. У Дини учащенно забилось сердце: жалкая полоска ткани, столь усердно им сберегаемая, оказалась ее вышивкой с грубым изображением самолета.
Улыбнувшись, он протянул ей руку, и она накрыла ее своей ладонью. Солнце уже было почти у горизонта. Тогда Кит достал бутылочку и поднял над головой, словно факел.
И почти сразу же солнце, отразившись в бутылочном стекле, отбросило слепящий голубой луч и окружило бутылку самой настоящей вольтовой дугой. Их тела начали вибрировать в унисон со стеклянным предметом, который Кит держал над головой. Дини прижалась к Киту, закрыла глаза и затаила дыхание.
Неожиданно свечение прекратилось.
– Что за черт, – проговорил Кит. Дини открыла глаза.
– Боже мой, что случилось?
– Не знаю. Просто голубое мерцание пропало. – Он покрутил бутылочкой в воздухе в надежде снова изловить заветный луч – но тщетно.
– А ведь эта штука светилась точно так же, когда я совершила переход во времени, – заметила Дини. – Скажи, твои мотоциклетные очки сработали аналогичным образом?
– Именно, но свечение продолжалось значительно дольше.
– Раньше она прекрасно действовала. – Дини была готова испепелить бутылку взглядом.
– А может, мы упустили солнце? То есть выбрали для перехода неправильный момент. Нет, нет, – сказал он, заметив в глазах Дини немой вопрос. – Я хочу сказать, что дело не в том, что мы неправильно выбрали время суток. Возможно, мы попали в период летнего солнцестояния.
– Вот ведь мура какая, – сказала Дини, и они оба нервно и принужденно рассмеялись.
Кит щелкнул по бутылке пальцем.
– Прошу тебя, Дини, сосредоточься. Чем отличался момент твоего перехода от нынешнего?
Тут они оба замолчали, пытаясь вспомнить детали перехода, каждый своего.
– Погода была примерно такая же, – заметила Дини, чтобы сказать хоть что-нибудь.
– У меня тоже.
– Вот-вот должны были наступить сумерки. – Кит подтвердил кивком, что, когда совершал свой переход он, солнце тоже уже почти зашло. Неожиданно он поднял вверх палец, и Дини вопросительно на него посмотрела.
– Самолеты, – сказал он наконец.
– Какие самолеты?
Теперь Кит говорил быстро, не останавливаясь.
– Затряслась земля, и были видны вспышки взрывов авиабомб. Как раз в этот момент нацисты бомбили Лондон. Поначалу мне даже показалось, что бомба попала в лабиринт, – так по крайней мере я тогда думал, когда увидел вспышки и почувствовал, как земля уходит из-под ног.
– А я думала, что попала в эпицентр землетрясения, – торопливо вставила Дини. – Кстати, во время моего перехода тоже светили яркие огни. – Тут она запнулась. – Господи, Кит. Это же горели осветительные прожекторы!
– Что горело?
– Да прожекторы, предназначенные для подсветки съемочной площадки. Их расставили по всей лужайке. И у тебя место перехода тоже освещалось – взрывами немецких бомб! А что, если… Если в этом все дело?
– Нестабильность дополнительного освещения, – закончил он мысль девушки. – Вспышки немецких зажигалок, рассеянный, перемежающийся свет осветительных прожекторов – ведь их двигали, не так ли, чтобы выбрать лучший ракурс? Дини, ты гений!
– Но как нам это повторить? Как добиться дополнительного освещения?
Кит промолчал, механически поглаживая бутылку.
– Дай подумать. – Он с отсутствующим видом потер подбородок, продолжая рассматривать бутылочку из-под кока-колы.
– Эй, Гамильтон! – послышался крик из-за изгороди.
– Саффолк! Мы в лабиринте, внутри, – воскликнул Кит, не выпуская бутылочки из рук.
Почти сразу же вслед за этим появился Саффолк собственной персоной. От быстрой ходьбы он явно запыхался.
– Весь двор обсуждает ваше поведение, – заметил он с иронией в голосе. – Некоторые даже поднялись на ближний холм, чтобы, так сказать, удобнее было обозревать место действия. Черт возьми, Гамильтон, что это в тебя вселилось?
– Погоди, Саффолк, дай мне подумать.
